Продолжение. Начало, о том, как Никаса обманул Павел Бородин, и за что художник отомстил Никите Михалкову здесь

- Я не рисую угоднических портретов, - вдруг говорит Сафронов. - Меня в своё время просили нарисовать портрет Брежнева. Я отказывался. Для меня это было неприятно. Я считал, что этот человек не достоин.

А Путин, с точки зрения Сафронова, достоин. И Сталин. А вот, например, Хакамада – не очень достойна:

- Она мечтает быть президентом. А сама в своё время не пошла со мной и Валей в баню…

- Валей Юмашевым?

- Нет, Валей Гафтом… Вначале Хакамада согласилась. А потом, за час до бани сказала своей подружке: «Знаешь, я подумала – а вдруг я стану президентом, и это мне потом помешает…»

Никас – человек не бедный. 50 тысяч долларов – ещё не самая большая цена за его работу. Бывает и по 100 тысяч, а то и по 150. Правда, редко это бывает – порой раз в полгода-год, но все равно солидно, согласитесь.

- Иначе бы я не купил замок в Шотландии, дом в Брюсовом переулке. Мне там вид из окна очень понравился. Я сделаю ремонт и один этаж для друзей отведу: вдруг Софи Лорен в гости приедет… А ещё я 310 тысяч долларов в «Соцэкономбанке» потерял во время кризиса, - информирует Никас.

Это были «квартирные» деньги: незадолго до кризиса Никас продал свою квартиру на Пушкинской: она вызывала у него неприятные воспоминания. Я его понимаю - там сразу после двухлетнего ремонта прорвало какой-то шланг у джакузи, и восемь часов хлестала вода. Куда только не звонили Сафронов и находившаяся в момент аварии в джакузи актриса Васильева! Никто не реагировал!

- Они просто бросали трубку в этих ЖЭКах! Мы позвонили в службу спасения 911. Эти тоже не приехали. Позвонили пожарникам. Пожарники сказали, что раз пожара нет, они не поедут, а вода – это даже хорошо для них… А проститутки на Тверской, задрав головы, смотрели как откуда-то сверху хлещет вода и валит пар. Ужас…

После продажи злополучной квартиры и потери вырученных за неё денег, Никас уехал в Испанию рисовать короля Карлоса и «ещё одного чиновника большого». Я напомнил Никасу, что Глазунов тоже писал этого короля - Карлоса.

- Мы всех пишем, - мягко улыбнулся Сафронов и объяснил, что у Гейдара Алиева, например, около 300 портретов, написанных всякой шантрапой. Но только один портрет – кисти Сафронова – Алиев забрал к себе домой. Остальные отдал не то в музей, не то в галерею. Народу, в общем, подарил…

Зная запросы читателей, которые всегда больше интересуются, с кем живёт художник, а не его духовностью и творческими страданиями, я, без всякого удовольствия потакая этим низменным желаниям, перехожу от искусства к плотскому и вынужденно рассказываю народу о личной жизни Сафронова. Тем более, что он из неё особенного секрета не делает:

- У меня была первая жена француженка. История с ней такая. Мой друг-югослав передал из Парижа в Москву посылку со своей женой. А жена не знала русского языка и взяла в Москву подругу, знающую русский. Подруга мне понравилась. Я жил тогда в Теплом Стане. Вечером мы гуляли, и за нами увязались какие-то хулиганы. Я велел девчонкам бежать домой, а сам сзади шёл. Быстро шёл, но не бежал. И когда зашёл в квартиру, эти хулиганы стали стучать в дверь. Я взял ножик и хотел выйти на улицу, чтобы порезать их. И подруга эта не пустила меня, схватила меня за ногу. Она видела по моим глазам, что я вне себя. Ведь меня если задеть, то я уже ничего не соображаю…

Потом художник Сафронов, естественно, стал приставать к подруге, но та объяснила, что у неё такой зарок – постель только после свадьбы. «Ладно, - пожал плечами Сафронов. – Давай поженимся.» И что вы думаете? Поженились!

- Но с ней мне было некомфортно. Мягко говоря. Но потом я ушёл от своей француженки к русской парикмахерше. Она была толстенькая и маленькая...

Однако жизнь с «маленькой и толстенькой» тоже была довольно неприятна - из-за ревности последней. Однажды, придя поздно домой, Никас нашёл все перевёрнутом, а свои картины - порезанными.

- И я понял: это любовь!..

- Кошмар! Какая же это любовь,– сочувствую я израненному сердцу художника. – Она резала картины, что непристойно; разбрасывала вещи - а за это вообще убить мало!..

- Она и меня, бывало, ножом резала из ревности! Пыряла… И это при том, что она была замужем. Когда она уходила от меня, я пытался её вернуть. Я разбил ей окно, оттуда высунулся какой-то мужик в трусах. Я говорю: «Ты кто такой?» - «Муж!» Я залез в окно и стал его колотить. Они стали вопить милицию, и я убежал. Через неделю она сама ко мне пришла. Все это тянулось три года. А я через три года устал от всего этого и встретил за границей одну итальянку, которая тоже изучала русский язык, как и моя первая жена-француженка.

…Третья попытка также была не сладкой. У итальянки темперамент оказался вполне итальянским, а характер ещё хуже, чем у парикмахерши.

- Безобразный характер! Она кидала посуду по всему Теплому Стану. Но потом оказалось, что она беременная. И я женился.

Супруги жили то в России, то в Италии, бывало, изменяли друг другу, ссорились и мирились. Зато теперь у Сафронова растёт сын на Аппенинах. Он живёт там с мамой. Когда сын приезжает в Россию к папе, то почему-то все время зевает. Так во всяком случае, утверждает Никас. Он даже нарисовал портрет своего сына. Зевающего. Никогда раньше я не видел на портрете зевающего человека. Это совершенно новое решение в искусстве.

Одно время Сафронов намеревается получить итальянское гражданство. Чтобы с визами не возиться. А то визы получать очень мучительно: в посольствах люди грубые. Однажды Никасу надо было срочно уехать в Италию, он пришёл в посольство, а его отвинтили.

- Я стал говорить: «Я художник!» А им наплевать!. Тогда я попросил пригласить посла. Они стали надо мной смеяться. Тогда я попросил послу передать мою визитку. Они передали. Оказалось, посол – мой поклонник, и я знал об этом. … Короче, вечером позвонили мне из итальянского посольства и сказали: «Посол вас ждёт.» Когда я пришёл, посол вызвал консула и дал ему раскардон: вы, козлы, Ульяну Лопаткину, приму-балерину Мариинского театра выкинули отсюда, она, бедная, плакала! теперь художника обидели! А ведь это представители культуры нации! Они будут говорить всему миру, что наше посольство прогнило!..

– Слушай, а ты, когда берёшь заказ, назначаешь цену сразу?

– У меня были ошибки, когда я не обговаривал конкретной суммы, полагая, что богатый человек должен понимать: Никас – дорогой художник, и сумма будет соответствующей. Но потом нарывался на непонимание. Вообще, я заметил, что, чем богаче люди, тем они бывают жаднее.

Понимаешь, поскольку я работаю обычно один, мне самому бывает без посредников неудобно просить у людей деньги за работу до выполнения её. Это должен делать директор. Но с директорами мне не везёт. У меня была такая директор, Анна. Она взяла у людей сорок пять тысяч долларов на альбом моих картин. И двадцать тысяч из них тут же потратила – шубу себе купила, машину... И сбежала. Поменяла телефоны, адреса. Я не стал её преследовать, хотя мог бы. Так что доверять большие деньги директорам я теперь опасаюсь... А главное, эта Анна, когда появилась на моем горизонте, сказала, что бесплатно работать будет. Многие предлагают мне поработать на меня бесплатно, а потом все это выходит мне боком.

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Надо платить людям нормальную зарплату.

– Да, не везёт тебе что-то с женщинами.

– Да мне и с мужиками не везёт. Несколько лет назад ко мне в Ульяновске (это моя родина) прицепился некий Гайсин. Сказал, что будет мне бесплатно помогать, потому что ему все равно скучно, а я такой великий художник. Ну, хорошо. Через какое-то время он договорился с местным ликероводочным заводом о том, чтобы выпустить водку «Сафронов». Я попросил директора завода, чтобы он за использование моего имени дал денег местному музею. Через год встречаюсь с музейными работниками, и выясняется, что денег они не получали. Оказывается, этот Гайсин все деньги прикарманил.

Потом была история с пивом. Предлагают мне назвать пиво «Никас». Я соглашаюсь. После чего выясняется, что этот Гайсин вывез три вагона пива «Никас». Денег не вернул. Директор завода на меня обиделся. Я спрашиваю: «Зачем ты ему пиво-то отгрузил?» – «Ну как, он же твой человек!» – «Да мало ли кто от меня приходит! Ты позвони, спроси. Может, вчера он у меня работал, а сегодня в тюрьме сидит...» Вот такой жулик! Короче говоря, Гайсину я с той поры запретил представляться от моего имени. А через некоторое время он появился в Москве и предложил мне помочь продать мою квартиру. Я согласился.

– Ты как ребёнок!

– Я просто человек незлопамятный. А у меня есть комната в коммуналке неприватизированная, где я прописан. Гайсин предложил мне помочь или продать её или, наоборот, докупить ещё одну комнату с тем, чтобы потом поменять эти две отдельные комнаты на квартиру. Взял у меня ключ, чтобы показать мою комнату клиентам, а сам пошёл в соседний дом, сделал копию с ключа, а оригинал мне вернул. После чего преспокойно поселился в моей коммуналке. Неделю там жил, потом вывез оттуда весь мой архив, в том числе детский, семь коробок разного добра и сбежал обратно в Ульяновск. А до этого ещё взял с меня две тысячи долларов в качестве задатка, сказав, что отдаст их хозяевам комнаты, которую хотел докупить. Не отдал, конечно.

В Ульяновске этот Гайсин нашёл художника, который начал делать копии моих картин, а сам тем временем изготовил поддельные документы о том, что он моё доверенное лицо, которому я якобы поручил продать эти картины – изготовил поддельные печати, мои подписи подделал... Потом Гайсин с подельником вернулись в Москву, сняли тут офис. И вместо двадцати-тридцати тысяч долларов стали продавать мои картины всего по две-три тысячи. Но, поскольку копии были очень плохие, люди стали сомневаться и возвращать ему фальшивки – они сравнивали купленное полотно с репродукцией в моем альбоме и без труда находили различия. Тогда Гайсин сменил тактику и стал выдавать за подлинники... типографские репродукции моих картин, сделанные в натуральную величину. Они с подельником клали на типографский оттиск прозрачную замазку, которая создаёт фактуру объёмной краски, облекали в рамку и продавали. И продали моих «подлинников» на сто тысяч с лишним долларов! Этим занимались и жена Гайсина, и его четырёхлетней ребёнок, и тесть. В общем, семейный подряд жуликов...

– Слушай, по Гайсину этому тюрьма давно плачет!

– Да. Я написал на него заявление. Его задержали один раз, потом отпустили под подписку о невыезде, но он опять сбежал в Ульяновск. Теперь ходит там по местным газетам и рассказывает журналистам, что якобы это я, Никас Сафронов, заставлял его подделывать картины Никаса Сафронова. В общем, бред какой-то... А поскольку в Ульяновске Сафронов гораздо известнее Ленина, некоторые газеты его бредни с радостью опубликовали. Вместе с моими фотографиями, которые Гайсин украл из моей комнаты. Он ведь всем там рассказал, будто я ему свой архив продал за 135 тысяч рублей. Я построил в Ульяновске часовню за тридцать тысяч долларов, построил храм и памятник художнику Аркадию Пластову за десятки тысяч долларов. И я продам этому негодяю свой архив за сто тридцать пять тысяч рублей?!. Чушь... Как в такое можно поверить?.. Я вот книгу написал про свою жизнь. Помнишь, когда мы встретились с тобой несколько лет назад, ты сказал: «Никас! Напиши книгу о своей жизни. Это будет настоящая бомба!» Я послушался твоего совета и написал.

В этот момент открывается дверь и в квартиру входит некое непонятное патлатое существо в джинсах, возраста далеко за средний.

– Никас, кто это? – спрашиваю я вполголоса.

– Родственник. Мой двоюродный брат. Десять лет живёт за мой счёт, ни хрена не делает, в последнее время, правда, стал учиться на художника. А когда не учился, пил. Я сам учил его, думал, он будет помогать мне хотя бы. Раньше иногда давал ему какую-нибудь работу небольшую, обычно оформительскую. Говорю: «Это очень важно, надо срочно, через два дня». Он отвечает: «Да я сегодня вечером сделаю!» Проходит две недели. «Сделал?» – спрашиваю. «Нет, но делаю!» Проходит полгода. «Сделал?» – «Делаю, делаю...» – «Отдай исходники, паразит, я сам сделаю!» Приезжаю к нему, в ответ он баррикадируется и не пускает меня... Потом я примирился с этим, понял: ну вот такой он человек, и его никак не изменишь.

– А тебе не кажется, что на тебе все ездят? Ножки свесили и погоняют...

– Но это же мои родственники. Я растрогался и всем своим родственникам квартиры купил. Так теперь они ссорятся и предъявляют мне претензии: «А почему у этого евроремонт, а у меня нет?! А почему у него телевизор большой, а у меня маленький, я тоже хочу большой!..» И я ему покупаю большой. Теперь у этого два телевизора, большой и маленький, а у того один большой, и он уже обижается...

– Скоро тебя бить начнут... А почему бы не послать их всех подальше?

– Они пропадут без меня.

– Да пес с ними!

– Нет, я так не могу. Я на Толю, бывает, накричу, а потом мучаюсь, первым звоню извиняться. Мне даже мой шофёр хамит! Друзья спрашивают: «У него что, на тебя компромат?» Я не понимаю: «Почему компромат?» – «А что ж он так с тобой разговаривает?..» Я его увольнял уже два раза. Но потом звонит его мама, плачет, говорит, что он пропадёт, что его жена Наташа бросила... И я опять беру его на работу. Он обещает этого больше не делать, проходит время – и все повторяется, опять хамит. Простой водитель, получающий неплохую зарплату и ездящий на моей машине… Моя сестра сейчас чинит себе зубы за полторы штуки долларов – пломбы, кариес... Да я на себя никогда в жизни таких денег не потрачу! А ей даю... Нет, родственники точно пропадут без меня. Не дай бог, со мной что случится...

– Слушай, у тебя большие проблемы. Не сходить ли тебе к психоаналитику? Гипертрофированная ответственность. Это лечится.

– Вот ещё случай: мужик в Ульяновске повесился, когда у него родился шестой ребёнок, видно, понял, что не сможет их всех прокормить. И я взял на себя ответственность за его семью. Я им даю, немного, правда, но для них и это деньги, там учитель получает меньше.

– Грех не воспользоваться такой клинической добротой... Подари мне картину, Никас!

– Да пожалуйста! Я тебе один из старых эскизов подарю. Вот возьми…

(Забегая вперёд скажу, что теперь у меня в детской висит рисунок работы самого Никаса Сафронова. «Три музыканта». Бумага. Шариковая ручка.)

- Слушай, пока не забыл, хочу спросить - а чей это череп у тебя на полочках лежит?

- Моей бабушки.

- Блин… Где ж ты его взял?

- В Литве. Кладбище, где она лежала, затапливало водой. И, видя, что вот-вот все затопит, я забрал череп. А кости оставил.

Никас смеется. Действительно, ситуация какая-то странная – с одной стороны, мог и кости забрать. С другой, кости громоздкие, тяжёлые, наверное. Возиться с ними… Да и не такие они важные, как череп. Значит, половину бабушки все-таки затопило.

Художник встал на стул, достал бабушкин череп. Дунул на макушку, сдув с бабушки пыль. Я смотрел, как пыль облачком взлетает над черепом и лихорадочно размышлял, что же мне нужно делать и говорить в этой ситуации. Все-таки я находился как бы на кладбище, где у Никаса близкий человек покоится.

- Э-э, Никас… Ты… Это… Ставь обратно. Не тревожь покой бабушки. Как её звали, кстати?

- Онно Федоровна. У неё было финское имя.

Никас встал на стул и поставил Онну Федоровну обратно на полочку. Я облегченно вздохнул.

На прощанье Никас проводил меня до двери и неуверенно сказал:

- Не знаю, доволен ли ты нашей встречей… Вам же, писакам нужно чего-нибудь жареного. Может, что-нибудь придумаем?

- Не надо! Не надо ничего придумывать, Никас! Тебе достаточно правды…

Александр НИКОНОВ

Фото: nikas.ru

© "Огонёк"

Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!

Ещё материалы нашего канала на тему Люди Союзного государства можно увидеть здесь

ТОП-3